Перекись и поцелуи.

[selenasilvercold]

Название: Перекись и поцелуи.
Автор: Selena Silvercold ( Kataribe)
Фэндом: the GazettE
Пейринг: Рейта/Руки
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Юмор, Флафф, Hurt/comfort, ER (Established Relationship)
Предупреждения: Насилие
Размер: Мини
Статус: Закончен
Посвящение: Дорогому  Matt Kim Berry, как подарок на День Рождения.
От автора: Хотел я вот написать что-то хорошее и доброе на День Рождения любимому автору, который пишет мой любимый мозговынос и шикарные трагедии. Естественно, просто хорошее и доброе не получилось... Ведь это классический ЖукоЕсь, if you know what I mean. Надеюсь, я не слишком ушел в флафф. А то я всегда боюсь с этим переборщить.

Адреналин.
Его несло на волнах адреналина, и заурядная драка в клубе казалась великим сражением не на жизнь, а на смерть. Они дрались в полукруге восхищенных зевак, которые уже давно достали всю свою видеозаписывающую аппаратуру и беззастенчиво снимали их бой. Но ему было плевать. Даже амбалы-охранники нервно топтались в сторонке, ибо уже получили от каждого и поняли, что в драку профессионалов лучше не лезть. Ну не то чтобы он был таким уж профессионалом, просто тяжелая юность в не самом благополучном районе города давали о себе знать. Да и его противник, тоже, видимо, был из таких же несгибаемых парней. Он даже не знал, как зовут его противника, и ему опять же было на это плевать. Им двигало единственное желание – размазать этого ублюдка по стенке или любой другой плоской поверхности.
- Акира! – знакомый голос вырывается из криков толпы, словно ворон с подбитым крылом отделяется от стаи, - Акира, прекрати!
Все началось с того, что они мирно сидели в клубе и никого не трогали. Но тут кто-то решил потрогать их. Верней, Таку. Причем, весьма недвусмысленно. Потрогать. Мацумото. Его Мацумото. И пока вокалист безуспешно пытался стряхнуть с себя чужие руки, Акира сидел в ступоре. Но не долго. Примерно полминуты. На исходе тридцати секунд в наглую рожу с кучей пирсинга полетел кулак. И теперь уже его кулаки летали вовсю.
- Акира, успокойся!
Но Акира не замечает отчаянное беспокойство в голосе вокалиста. Успокоится? Ага, сейчас! Пока этот кретин не будет лежать на полу и молить о пощаде, он ни за что не успокоится. Ему плевать на синяки и раны, ему плевать на неизбежные нагоняи от Кая за такую красоту на лице, ему плевать на то, что с минуты на минуту сюда приедет полиция… Ему плевать. Важно только одно – никто не смеет трогать Таку и при этом оставаться безнаказанным. Басист замечает бутылку из-под пива со сбитым донышком в руке противника и усмехается. И не такое видели…
Только вот эту бутылку замечает не только он.
- Акира, мать твою, остановись! – Така срывается на крик и хватает его за руку, - Придурки, вы же поубиваете друг друга!
- Така, не мешай, - говорит Сузуки в сторону, и пытается стряхнуть руку вокалиста. Он никогда не думал, что у Мацумото такая стальная хватка.
- Отстань, я тебе говорю! – в сердцах бросает он, и отталкивает Таку в сторону. Через мгновение он уже снова стоит в бойцовской стойке, и снова его кулак летит в солнечное сплетение противника. Но не успевает он долететь, как время для Акиры останавливается.
Даже сквозь гул посторонних голосов он слышит глухой удар и тихий стон. Такой знакомый стон… Сколько раз он его слышал… Только вот сейчас в нем нет ни капли страсти. Только боль.
Его кулак наконец ударяется в живот противника и тот с кашлем и проклятиями падает на пол. Но Акира не замечает этого. Все, что он видит – это искаженное болью, бледное лицо любимого человека. Не замечая похвал и радостных криков «болельщиков», он на ватных ногах идет к Мацумото. А тот, словно в замедленной съемке, оседает по стене на пол. По той самой стене, в которую его со всей дури впечатал Акира.
- Таканори! – у самого пола его подхватывает Сузуки. Его глаза полны отчаянья и страха, - Таканори, ты как? Така, скажи что-нибудь!
- Да не ори ты так… - хрипло шепчет любимый голос, - Боец хренов…
- Така, как ты себя чувствуешь?
- Как я себя чувствую… Как будто меня один здоровый лоботряс приложил головой о стену, вот как я себя чувствую, - ворчливо отвечает вокалист и Акира понимает, что жить он будет точно, - Ты посмотри, там кровь не идет?
Акира торопливо проводит ладонью по его затылку, но к счастью, ничего текучего и горячего не обнаруживает.
- Вроде, нет, - сообщает он. – Така, прости меня…
- Потом будешь извиняться, - перебивает его вокалист, - Сматываться отсюда надо, пока полиция не нагрянула. А они уж не будут разбираться, кто первый начал, и обоих в каталажку упекут.
Акира понимает, что он дельно говорит. Така пытается самостоятельно встать, но тут же со стоном валится в объятья басиста. И от этого его сердце сжимается еще сильнее, а чувство вины выжигает грудь к чертям. Но Сузуки старается не подавать виду и, придерживая любимого за худые плечи, доводит его до машины и бережно усаживает на пассажирское сиденье.

- Така, я…
- Я сказал, потом извиняться будешь…
- Так вот это потом и наступило.
- Нет еще. У меня голова болит.
- Сильно?
- Сильно. И кружится. Сотрясение, наверное.
- Таканори…
- Аки, пожалуйста, не отвлекайся от дороги, мне и одного сотрясения на сегодня хватило.
- Така, ну прости меня…
- Аки, мне реально хреново и я не хочу об этом сейчас разговаривать. Поговорим дома. Я прошу тебя, я тебя умоляю, не отвлекайся от дороги. Я не хочу тебя с асфальта соскребать потом.
- Это хорошо.
- Чем это хорошо?
- Тем, что если бы ты меня не простил, ты бы сам хотел меня по этому самому асфальту размазать.
- И то верно… Ишь, логик нашелся. Все, заткнись и веди машину.
Акира как раз сосредоточился на дороге и не видел, как бледное лицо Таканори озарилось тихой улыбкой.

- Ай, щиплет!
- Терпи, боец, - наставительно сказал Таканори и еще раз приложил ватку с перекисью к разорванной губе Акиры, - И вообще, я не понимаю, чего ты ноешь, ты что, мало дрался в молодости? По тому, как ты сегодня дубасил того идиота, не скажешь, чтобы так уж мало…
На голове у вокалиста уже красовалась повязка из белых бинтов и теперь он как раз заканчивал обрабатывать все боевые ранения Акиры.
- Да не то, чтобы мало… Просто тогда не было никого, кто бы мог облегчить мою боль нетрадиционными методами…
Таканори хитро усмехнулся и нашел губами кровоточащую ранку на губах басиста. И мгновенно отстранился, не давая утянуть себя в глубокий поцелуй.
- Потерпи, болезный, еще только сбитая щека твоя осталась… - сказал он, и повторил процедуру с перекисью и поцелуем. Потом залепил рану пластырем и, подобно художнику, который только что закончил писать картину, любовно оглядел дело рук своих.
- Ютака, конечно, будет ругаться, но сойдет, - заключил он.
- А твоя голова больше не болит? – поинтересовался Акира, глядя, как вокалист собирает медикаменты обратно в аптечку.
- Болит. Только уже меньше. Лекарство подействовало, наверное, - сказал Така, закрывая крышку аптечки, - Я пойду, отнесу аптечку на место и еще немного поработаю, а ты иди спать.
- Поработаешь?! – ужаснулся Сузуки внезапному трудолюбию вокалиста, - Така, а ты уверен, что тебе не надо врачу показаться? Кажется, я слишком сильно тебя головой приложил…
- Да ладно тебе! – засмеялся Таканори, и тут же скривился от боли, - Ты же знаешь, мне как в голову какая-то идея стукнет, я должен ее обязательно записать, а то потом забуду и буду мучиться. И тебе нервы трепать. Иди спать, чудо ты мое, я приду скоро.
Акира вздохнул и пошел расстилать кровать. Только вот сон все не шел к нему. Хоть они и поговорили толком, когда он делал повязку вокалисту, и Така его таки простил, но все равно его не покидало ощущение, что он сделал какую-то гадость, и теперь кто-то будет за это расплачиваться. И пусть бы просто головной болью, а не чем посерьезней. Басист стиснул зубы и усилием воли заставил себя не думать о подобных вещах, чтобы не накликать беды. А для очистки совести надо будет завтра таки свозить его в больницу, пусть врачи посмотрят и установят точный диагноз. А то ведь он знает Таку, будет страдать и молчать, и не пожалуется ведь, чтобы не пугать ребят и самого Акиру. Так что, пусть отнекивается, упирается всеми руками и ногами, но Сузуки твердо решил затащить его в больницу. Еще потом спасибо скажет.
Акира все ворочался и ворочался, пытаясь устроиться так, чтобы не лежать на больных местах. И вдруг понял, что это не боль не дает ему уснуть… А отсутствие рядом теплого и родного тела. Отсутствие жестких белых волос в пальцах, мягких горячих губ на своих губах и завораживающего мерцания прекрасных глаз. До этого самого момента он не понимал, насколько же он зависит от этого хрупкого маленького лирика, в зрачках которого можно было увидеть затягивающую бездну реальности, а на кончиках пальцев которого хранилась самая сладкая сказка. Только после всех перенесенных за сегодня переживаний, Акира понял, насколько он дорожит этим иногда совершенно безумным, иногда нежным, иногда грустным, иногда невообразимо добрым человеком. Самым человечным человеком из всех, кого он встречал в своей жизни… И который сейчас так мило спит щекой на листе бумаги, исписанного иероглифами.
Басист осторожно вытащил карандаш из пальцев Таки, и очень бережно, стараясь не разбудить, поднял его на руки и отнес в спальню. Оказавшись в постели, Мацумото тут же прижался всем телом к Акире и уткнулся носом в его плечо.
- Что, не можешь уснуть без меня? – сонным голосом поинтересовался он.
- Не могу, - честно признался Акира.
- А хочешь, я тебе колыбельную спою? – неожиданно спросил Таканори.
- Колыбельную? – Акира аж опешил от такого вопроса.
- Ну да. Я вокалист, в конце концов, или кто? – проворчал Така.
- Спи уже, чудо мое, - Сузуки нежно поцеловал горе-вокалиста в лоб и закрыл глаза. А Таканори слегка улыбнулся и… Акира второй раз за день подумал, что у него сейчас остановится сердце. Он знал эту мелодию. Конечно же, он ее знал. Не мог не знать…
- Таканори, не надо… - сдавленно попросил он. Мацумото поднял на него обеспокоенный взгляд:
- Тебе не нравится?
- Нравится, но… Не надо ее петь.
- Почему?
- Эту колыбельную… В общем, ее пела мне мама.
- Ах вот оно что… Слишком много чувств пробуждает, верно?
- Да. Как ты угадал?
- Я просто начал петь единственную колыбельную, которую я знаю. Когда-то у моей школьной подруги родился ребенок, и она пела ее ему. А мне понравилось, и я попросил меня научить.
- А что, твоя мама тебе колыбельных не пела?
- Нет, она была тогда слишком занята на работе. В кровать меня пинками загонял отец…
- Ясно… Тогда пой.
- Что? Зачем? Ты ведь не хочешь…
- Хочу. Потому, что я люблю тебя, Мацумото, и в твоем исполнении готов слушать даже эту колыбельную.
- Эх, сильно же я тебя перепугал сегодня, раз ты делаешь такие заявления. А я ведь даже не поблагодарил тебя…
- За что?
- За то, что ради моей чести был готов пожертвовать всем. Спасибо.
- Ох, вечно ты все романтизируешь…
- Да, такой уж я. Но разве это не так?
- Так, так. Допевай уже эту колыбельную и давай спать.
- Вечно ты уходишь от разговоров о чувствах, когда я их начинаю. Ладно, ладно…
…И он запел. Потрясающе простую, но красивую колыбельную. В простых и незатейливых словах его было столько любви и нежности, что казалось, будто ни одно сердце на свете не сможет их вместить. Но нет, было одно. Сердце маленького мальчика Аки, который улыбался в своей кроватке. И взрослого мужчины Акиры, из глаз которого невольно лились слезы, когда два голоса самых любимых его людей сплетали воедино прошлое, теперешнее и будущее.
…И когда он уснул, ему снилось его детство, его светлое и доброе детство. И он снова улыбался. А Таканори легкими прикосновениями смахнул слезы с его скул и тихонько прошептал:
- И я люблю тебя, Аки…