НАЗВАНИЕ: Uragirimono - Эпилог
АВТОР: Selena Silvercold
БЕТА: xAFFLICTIONx
ИДЕЯ: Selena Silvercold, xAFFLICTIONx, Mary N
РЕЙТИНГ: NC-17
ПЕЙРИНГ/ГЕРОИ: Аой, Уруха, Руки, Лу (только эта глава)
ЖАНР: action, humor, romance, angst, deathfic (для всего фика).
СТАТУС: закончен
РАЗМЕЩЕНИЕ: только с моего разрешения, или со ссылкой на мыло [email protected]
ДИСКЛЕЙМЕР: никто мне не принадлежит.
ОТ АВТОРА: Все, наконец-то. Стоило профилонить три года, чтобы за три дня его допечатать)) И вот, в самом конце, я хочу выразить большую благодарность всем тем, кто вдохновил меня на этот фик, кто помогал мне в его создании и пинал, когда я ленилась писать. Спасибо, моя дорогая, неизменная бета. Спасибо, моя дорогая мама, за шикарную идею с вязальщиками в третьей главе. Да, кстати говоря, Mary N - это моя мама
Спасибо всем, кто выслушивал мой бред, когда я продумывала идею. Спасибо всем тем авторам, строки из которых я нагло тырила на протяжении всего фика, а именно - Борису Акунину, Куприну, Стивену Кингу и Дмитрию Емцу. Простите меня, пожалуйста, грешную. 
Но зато сразу видно, на каких книгах я росла, пока писала этот фик. Еще огромнейшее спасибо всем тем, кто читал этот бред, кто пинал меня в ожидании проды и спасибо... нет, простого спасибо тут не хватит, надо памятник поставить всем тем, кто дождался этого момента и сейчас читает эти строки. Спасибо вам, люди. Я написала такой длинный фик, но у меня не хватает слов, чтобы выразить те чувства, что сейчас переполняют мое сердце. Спасибо.
Эпилог.Эпилог.
Восход.
Золотыми лучами он осыпался на землю, пробуждая ее ото сна, мягким светом наполняя листочки растений, заставляя все оживать. Оживать для нового дня, новых радостей и печалей, забот и тоски по минувшей ночи… Робкими, нежными прикосновениями он вдребезги разбивал все ночные страхи и тревоги, рождал новые желания и надежды.
Кроткими искорками он прикасался к смоляным волосам молодого человека, сидящего на ступеньках перед входом в дом. Голова его поникла, беспокойные пальцы без конца вертели маленькую серебряную хризантему. Казалось, он просто грустит… Но на самом деле он держал в руках осколки своего сердца, и, абсолютно не обращая внимания на режущую сознание боль, один за другим перебирал их.
Вот первая встреча…
Вот первая драка…
Вот первый поцелуй…
Поцелуй резанул память, и со слезами полились далеко упрятанные воспоминания…
Весна.
Воздух чист и свеж, как бывает только на рассвете.
Утро.
Легкая дымка скрадывает расстояние, делает все пространство приглушенно салатовым и плотным.
Лес.
Высокие стволы сосен тянутся к едва голубеющему небу.
И никаких звуков, кроме твоего звенящего смеха, серебряными колокольчиками рассыпающегося по лесу. Отбиваясь от сосен, он создает дивное эхо – и кажется, будто этот голос звучит отовсюду.
- А не догонишь! – смеешься ты где-то рядом, где-то за спиной, и вот уже твоя хрупкая фигурка мелькает впереди.
- Уруха, постой! – кричу я и бросаюсь вдогонку. Вот только ты гораздо быстрее. Каким бы сильным я не был, твоя близость всегда лишала меня воли. Воли сопротивляться, бороться. Я лишь внешне оставался таким же независимым. Рядом с тобой мое тело приобретало непривычную легкость, мне хотелось прыгать и кружиться, совсем как ребенку. Ты дарил мне свободу.
Свободу от себя. От своих принципов, будь они прокляты!
Ты дарил мне свободу, но одновременно и зависимость. Зависимость от тебя. От твоей улыбки, робкого взгляда. Я все чаще стал осознавать, что мне чего-то не хватает.
Что же со мной? Я не знаю…
И не хочу знать…
Ведь со мной ты.
И так хорошо, что больше ничего не важно…
Пытаюсь уловить твой силуэт, но смеха больше не слышно.
- Уруха! – напрасно выкрикиваю твое имя. Ты не откликаешься, и я бегу в каком-то направлении – мне кажется, единственно правильном. Удивительно, но уже через несколько метров я нахожу тебя сидящим посреди круглой поляны, спиной ко мне. Услыхав шорох, ты оборачиваешься.
- Аой, иди скорей сюда! Ты только посмотри, какая красота… - восторженно шепчешь. Я приближаюсь к тебе и вижу то, что было сокрыто тобой от моих глаз.
Хризантема. Белая. Дикая.
Действительно, красота в своем первозданном виде.
Чего только не создаст природа…
И у меня появляется неудержимое желание сорвать ее и подарить тебе. Чтобы красота была единой.
Я присаживаюсь прямо перед тобой, и уже тянусь рукой к тоненькому беззащитному стебельку, как тут…
- Нет, не надо! – вскрикиваешь ты, и хризантема оказывается в кольце из наших пальцев.
Ты останавливаешь мою руку своей рукой, и от этого прикосновения по моему телу прокатывается теплая волна. Она теплая, но я замираю, будто застываю от парализующего яда, не в силах пошевелиться. Единственное, на что хватает моих душевных сил – это поднять на тебя глаза, увидеть твое лицо.
И вижу лишь легкую укоризну и смущение.
- Аой, пожалуйста… Не надо ее срывать. Пусть растет… - ты убираешь руку, а мои пальцы тянутся за ней, пытаясь словить, остановиться уходящее мгновение. Но мне это не под силу. Ведь ты так близко…
- Пусть растет, она ведь так красива… - повторяешь ты, отводя глаза.
О Боже, зачем ты это делаешь!?.. Дай насмотреться…
- …прекрасна, совсем как ты, Аой… - отворачиваешься, пряча лицо за волосами.
А я все так же неподвижно сижу, оцепенев от твоих слов, от твоей смелости, захватывающей дыхание. Я лишь беззвучно произношу твое имя, облекая воздух в едва слышимые, такие родные звуки.
Тишина.
Как же она тяжела, эта тишина.
Хочется говорить, кричать, шептать – лишь бы только не было так тихо.
Но слова застревают в горле, когда я вижу твою светлую макушку, а не повернутое ко мне лицо.
Что же ты хочешь сказать мне?
Я не смею даже догадываться…
Ты резко поворачиваешься, и зарываешься лицом в хризантему. А я ошарашено смотрю на тебя, ожидая чего угодно.
- Мммм, как пахнет… Аой, ты только понюхай!.. – говоришь ты. Повинуясь, я склоняюсь над хризантемой, вдыхая дивный аромат. Словно мятые осенние листья, холодный осенний дождь. Осенний цветок, проснувшийся весной… Странно.
И прежде, чем я успеваю еще что либо подумать, мои губы накрывают чужие. Мягкие и влажные. Влажные от росы, что была на хризантеме – свежей и терпкой, как это весеннее утро. И я падаю…
Но уже не понимаю, куда… Толи в темную бездну, толи к ярким звездам, сверлящим холодными глазами.
Или я улетаю?
Ты мягко укладываешь меня на землю поцелуем, накрывая сверху своим телом. Но я осознаю это лишь тогда, когда ты отстраняешься. Лишь тогда ко мне возвращается чувствительность – затылком чувствую мокрую траву, а спиной – холодную землю.
Но твои руки на моих плечах снова заставляют забыть обо всем. Я снова закрываю глаза. И что же теперь?
Умоляю, не медли…
- Уруха… - шумно выдыхаю я, почувствовал горячее дыхание над ухом. Кажется, еще мгновение и от ожидания у меня разорвется сердце.
- Аой… Люблю тебя… - произносишь ты и мое сердце действительно чуть не останавливается. Я распахиваю глаза, а надо мной – бескрайнее голубое небо.
Каким же трусом я был…
Какой же я ничтожный по сравнению с тобой…
И небо, которому нет ни края, ни конца, лишь усиливает это ощущение.
«И я тебя люблю, Уруха!» - хочется закричать.
Но я так и остаюсь лежать, по кусочкам собирая это мгновение в памяти. Чтобы потом как-нибудь вспомнить. Вспомнить все – и эту белую хризантему, и это первое касанье, и этот первый поцелуй, и терпкую росу на моих губах. Я протягиваю руки к великому и безжалостному небу в безмолвной мольбе сохранить все это в моей памяти.
И ты хватаешь меня за руки, легко, словно шутя, поднимаешь и ставишь на землю. Но прежде чем ты снова сбегаешь в лес, я обхватываю тебя и стискиваю в объятиях – крепко, сильно, до боли. И в полный голос говорю:
- Уруха, и я люблю тебя! Только вот ты оказался смелее меня, намного смелее. Я обещаю, я буду любить тебя вечно, словлю тебя, когда ты будешь падать и поддержу, когда оступишься. Я никогда не брошу тебя. Клянусь тебе здесь и сейчас, что буду с тобой до самой смерти. И даже смерть не сможет разлучить нас, ведь я пойду за тобой даже на тот свет, ведь жизни без тебя мне все равно не будет. И…
- Остановись, Аой… - ты накрываешь мои губы ладонью, - не обещай того, чего не сможешь выполнить. Ты любишь меня, ты со мной, и мне больше ничего не нужно…
Я замолкаю.
Ведь в твоих глазах – настоящее счастье.
На губах – улыбка.
А в твоих руках – я.
Вот только все, что я пообещал, я обязательно выполню. Чего бы мне это не стоило!
И только теперь я понимаю, как ты был прав, Уру…
Прости меня…
Прости меня за то, что я понял это слишком поздно. Очень поздно. Когда все, что у меня осталось – это твоя белая хризантема, разбитое сердце и воспоминанья.
Прости меня за то, что не поддержал тебя, когда ты оступился.
Прости за то, что не словил тебя, когда ты падал.
Прости меня за то, что не смог пойти с тобой.
Прости меня…
Ведь тебе сейчас легче прощать…
Из зеленоватой весенней дымки его выдернула чья-то рука, что неожиданно легла на его плечо. В прежнее времена владелец руки уже давно бы лежал на земле, а его горло прижимал бы черный ботинок. А сейчас он лишь поднял блестящие темные глаза к нарушителю его спокойствия. Весьма относительного спокойствия.
Этим самым нарушителем оказался Руки, одетый в длинную черную рубашку, что доставала ему почти до колен, и в брюках того же цвета. Смиренный взгляд и долгополое темное одеяние придавало ему сходство с католическим священником.
- Аой?.. – тихо произнес он.
- Не нужно… - ответил тот. – Не нужно… Все слова бессмысленны.
- Да, наверное, ты прав, - Руки заметил брошь в руках Аоя, его глаза округлились. Покачнувшись, он плюхнулся на ступеньку рядом с ним.
- Аой?.. – дрожащим голосом. – Аой, откуда у тебя эта хризантема?.. Откуда?! Что с Реем?!!
Он схватил его за воротник куртки, потянул на себя так, что они оказались лицом к лицу. Аой даже не сопротивлялся, только в глазах читалось: «Ну зачем ты меня спрашиваешь? Сам же все прекрасно понимаешь…»
Словно прочитав это, словно обжегшись об этот взгляд, Руки вздрогнул. На ресницах проступили слезы…
- Кто? – шелестящий, змеиный шепот. – Кто из вас это сделал?!
- Он сам… - последовал ответ.
Воротник выскользнул из онемевших пальцев.
- Рейта… Нет… - шептал он, сглатывая слезы. – Нет… Так не должно быть… Не верю…
- Он сказал, что друзей не предает… - проговорил Аой, вспоминая тот день, чужую кровь на его катане…
…Проговорил, что налил воды в без того полную чашу. Если раньше Руки еще как-то удавалось сдерживаться, чтобы не раскиснуть, то сейчас… Сейчас он просто разрыдался полную силу, дав абсолютную, безграничную волю собственным чувствам. Непроизвольно он обнял Аоя – но не для того, чтобы разделить горе, просто ему нужно было за кого-то, за что-то ухватиться… За что-то живое, а Луи было долго искать…
…Вместе со слезами он выплакивал всю свою боль, все обиды, все предательства. Все, что накопилось в его измученном сердце за этот многострадальный год. Душа Аоя, в тот момент немного застывшая, снова пробудилась, снова вспомнился Уруха…
…И вот они уже рыдали в унисон. Не просто рыдали, а буквально ревели, даже не пытаясь друг друга утешить. Да, они шептали какие-то слова, гладили друг друга по волосам. Но эти молитвы и признания, эти неловкие прикосновения предназначались совершенно другим людям. Ушедшим… Тем, кого уже не вернуть, как ни старайся.
Вышедший было на порог Лу замер в полном недоумении. Он смотрел на них, не в силах вымолвить и слова, хотя многие вопросы рвались наружу. Увидев брошь, которую Аой по-прежнему сжимал в ладони, он все понял и без слов. Он видел двух молодых еще парней, которые с каждой слезой, с каждой секундой становились старше на несколько лет. Которые потеряли кого-то очень дорогого и близкого, и, словно стоя на отколовшемся краю скалы, полетели в пропасть… В пропасть без начала и конца, а имя ей – Утраченная Жизнь.
- Ребята… - тихо произнес он, наконец. И этот шепот оказался громче любого крика. Он заставил их разомкнуть объятья и удивленно воззриться друг на друга.
- Что мы делаем?.. – спросил Аой.
- Не знаю… - ответил Руки.
Они еще раз кинули друг на друга смущенные взгляды, чтобы потом отвернуться в разные стороны.
- Ребят… Пошли в дом. Чего вы тут будете на холодных ступеньках сидеть?.. Я как раз завтрак приготовил… - сказал клавишник, дабы хоть как-то разрядить обстановку.
- Да, конечно… - сказал Аой, и начал медленно подниматься по ступенькам. Руки поднялся было за ним…
- Руки! – внезапный возглас ножом вонзился в сердце тишины. Каким-то чудом, может, натренированным боковым зрением Аой увидел того, кому этот возглас предназначался. Буквально какие-то доли секунды потребовались ему, чтобы подхватить падающего Руки.
Последний же совершенно не держался на ногах, тщетно пытаясь ухватиться за воздух. Но взгляд его оставался осмысленным, и с ужасающей обреченностью он прошептал:
- Началось…
Аой занес его в дом, уложил на диван, с которого сам встал не так давно. Луи нервно заламывал себе руки, не зная что делать, растерявшись окончательно… В безумном порыве он метнулся к затихшему на несколько секунд синоби и словно в горячечном бреду зашептал слова любви…
- Что же делать… что же делать… что же делать? – все повторял он. – Милый, скажи, умоляю…
- Не меня проси… Аоя… - ответил тот, лицо его исказила гримаса боли. Его начинали бить судороги… Руки, ноги, тело выгибались под невероятными углами, из груди то и дело вырывались сиплые вдохи-выдохи, перемешанные со стонами.
Луи вцепился в плечи Аоя, изо всех сил тряханул его.
- Аой, ты должен ему помочь… Аой, ты меня слышишь?! – кричал он в лицо окаменевшему синоби. А тот лишь ледяными, застывшими глазами смотрел на гибнущего Руки. Не говоря ни слова. Словно статуя.
- Аой!.. Даже если не ради его самого, ради меня… У меня, кроме него, ничего не осталось… Ради нашей с ним любви, Аой, ты должен ему помочь!.. Умоляю… Ради… - у клавишника заканчивали аргументы, да и сам он был на грани истерики.
- Ради Урухи… - выдавил из себя умирающий, мертвенно-бледный, но не сдающийся Руки. После того, что сказал Луи,
(Ради нашей с ним любви)
он цеплялся за последнюю соломинку, старался продержаться как можно дольше. Собрав последние силы, уже задыхаясь, еще пытался хоть как-то вразумить Аоя…
И не прогадал.
Больше говорить ничего не пришлось.
Одно это имя подействовало на него, как пуля в сердце. Словно подкошенный, он рухнул на колени перед Руки и молниеносно коснулся шеи.
На мгновение тот застыл, широко распахнул глаза, мышцы напряглись до такой степени, что казалось, сейчас прорвут кожу. Но это длилось всего мгновенье, а в следующий миг он медленно расслабился, закрыл глаза, задышал ровно и спокойно.
- Прости… - только и сказал Аой. Быстро встал с колен и, повернувшись к Луи, склонился в поклоне:
- Простите меня… - и спешным шагом пошел к выходу.
Пока Руки встал с дивана (клавишник тихо охнул и ухватил его за руку), он уже скрылся за дверью. Синоби двинулся за ним и нагнал уже у самой калитки.
- Ты думал уйти вот так, по-английски, не попрощавшись? – голос Руки источал неприкрытую, но беззлобную насмешку. Аой в ответ просто повернулся к говорившему.
- Спасибо тебе, - произнес Руки, а брови Аоя поползли вверх.
- Как? За что? – ошеломленно промолвил он.
Луи только переводил глаза с одного синоби на другого, пытаясь уловить хотя бы интонации незнакомого языка.
- За то, что чуть меня не убил. Вот именно за это «чуть»… Я никогда не прощу тебя. Но тебе и не требуется мое прощение. Я тебя ни в чем не виню, как я и раньше сказал – ничего личного. Просто так сложились обстоятельства… И все-таки спасибо тебе. Ты научил меня ценить то, что важнее и ценнее жизни – любовь.
- А без тебя, Руки, я бы не понял одной истины, на которой еще пока держится все мироздание. Да, звучит так пафосно… Но если задуматься хорошенько, то так оно и есть…
И тут он произнес фразу, которая навечно осталась в душе Руки. Даже когда он на время забывал о произошедшем за эти бесноватые сутки, эта строка не желала его покидать.
- Сайонара… - сказал Аой, и просто поклонившись Лу, зашагал прочь. А Руки все стоял, глядя ему вслед, шепча «Сайонара»…
- Руки, куда он ушел? Ему есть куда идти? – спрашивал клавишник.
- Он забрал с собой хризантему…
- А, понятно… - хотя на самом деле ему не было понятно ровным счетом ничего. – А что он сказал?
Руки рассеяно проговорил что-то на японском, потом спохватился и все-таки перевел:
- Смерть – это не конец нашей любви.
2009.08.11
АВТОР: Selena Silvercold
БЕТА: xAFFLICTIONx
ИДЕЯ: Selena Silvercold, xAFFLICTIONx, Mary N
РЕЙТИНГ: NC-17
ПЕЙРИНГ/ГЕРОИ: Аой, Уруха, Руки, Лу (только эта глава)
ЖАНР: action, humor, romance, angst, deathfic (для всего фика).
СТАТУС: закончен
РАЗМЕЩЕНИЕ: только с моего разрешения, или со ссылкой на мыло [email protected]
ДИСКЛЕЙМЕР: никто мне не принадлежит.
ОТ АВТОРА: Все, наконец-то. Стоило профилонить три года, чтобы за три дня его допечатать)) И вот, в самом конце, я хочу выразить большую благодарность всем тем, кто вдохновил меня на этот фик, кто помогал мне в его создании и пинал, когда я ленилась писать. Спасибо, моя дорогая, неизменная бета. Спасибо, моя дорогая мама, за шикарную идею с вязальщиками в третьей главе. Да, кстати говоря, Mary N - это моя мама
Спасибо всем, кто выслушивал мой бред, когда я продумывала идею. Спасибо всем тем авторам, строки из которых я нагло тырила на протяжении всего фика, а именно - Борису Акунину, Куприну, Стивену Кингу и Дмитрию Емцу. Простите меня, пожалуйста, грешную. Но зато сразу видно, на каких книгах я росла, пока писала этот фик. Еще огромнейшее спасибо всем тем, кто читал этот бред, кто пинал меня в ожидании проды и спасибо... нет, простого спасибо тут не хватит, надо памятник поставить всем тем, кто дождался этого момента и сейчас читает эти строки. Спасибо вам, люди. Я написала такой длинный фик, но у меня не хватает слов, чтобы выразить те чувства, что сейчас переполняют мое сердце. Спасибо.Эпилог.Эпилог.
Восход.
Золотыми лучами он осыпался на землю, пробуждая ее ото сна, мягким светом наполняя листочки растений, заставляя все оживать. Оживать для нового дня, новых радостей и печалей, забот и тоски по минувшей ночи… Робкими, нежными прикосновениями он вдребезги разбивал все ночные страхи и тревоги, рождал новые желания и надежды.
Кроткими искорками он прикасался к смоляным волосам молодого человека, сидящего на ступеньках перед входом в дом. Голова его поникла, беспокойные пальцы без конца вертели маленькую серебряную хризантему. Казалось, он просто грустит… Но на самом деле он держал в руках осколки своего сердца, и, абсолютно не обращая внимания на режущую сознание боль, один за другим перебирал их.
Вот первая встреча…
Вот первая драка…
Вот первый поцелуй…
Поцелуй резанул память, и со слезами полились далеко упрятанные воспоминания…
Весна.
Воздух чист и свеж, как бывает только на рассвете.
Утро.
Легкая дымка скрадывает расстояние, делает все пространство приглушенно салатовым и плотным.
Лес.
Высокие стволы сосен тянутся к едва голубеющему небу.
И никаких звуков, кроме твоего звенящего смеха, серебряными колокольчиками рассыпающегося по лесу. Отбиваясь от сосен, он создает дивное эхо – и кажется, будто этот голос звучит отовсюду.
- А не догонишь! – смеешься ты где-то рядом, где-то за спиной, и вот уже твоя хрупкая фигурка мелькает впереди.
- Уруха, постой! – кричу я и бросаюсь вдогонку. Вот только ты гораздо быстрее. Каким бы сильным я не был, твоя близость всегда лишала меня воли. Воли сопротивляться, бороться. Я лишь внешне оставался таким же независимым. Рядом с тобой мое тело приобретало непривычную легкость, мне хотелось прыгать и кружиться, совсем как ребенку. Ты дарил мне свободу.
Свободу от себя. От своих принципов, будь они прокляты!
Ты дарил мне свободу, но одновременно и зависимость. Зависимость от тебя. От твоей улыбки, робкого взгляда. Я все чаще стал осознавать, что мне чего-то не хватает.
Что же со мной? Я не знаю…
И не хочу знать…
Ведь со мной ты.
И так хорошо, что больше ничего не важно…
Пытаюсь уловить твой силуэт, но смеха больше не слышно.
- Уруха! – напрасно выкрикиваю твое имя. Ты не откликаешься, и я бегу в каком-то направлении – мне кажется, единственно правильном. Удивительно, но уже через несколько метров я нахожу тебя сидящим посреди круглой поляны, спиной ко мне. Услыхав шорох, ты оборачиваешься.
- Аой, иди скорей сюда! Ты только посмотри, какая красота… - восторженно шепчешь. Я приближаюсь к тебе и вижу то, что было сокрыто тобой от моих глаз.
Хризантема. Белая. Дикая.
Действительно, красота в своем первозданном виде.
Чего только не создаст природа…
И у меня появляется неудержимое желание сорвать ее и подарить тебе. Чтобы красота была единой.
Я присаживаюсь прямо перед тобой, и уже тянусь рукой к тоненькому беззащитному стебельку, как тут…
- Нет, не надо! – вскрикиваешь ты, и хризантема оказывается в кольце из наших пальцев.
Ты останавливаешь мою руку своей рукой, и от этого прикосновения по моему телу прокатывается теплая волна. Она теплая, но я замираю, будто застываю от парализующего яда, не в силах пошевелиться. Единственное, на что хватает моих душевных сил – это поднять на тебя глаза, увидеть твое лицо.
И вижу лишь легкую укоризну и смущение.
- Аой, пожалуйста… Не надо ее срывать. Пусть растет… - ты убираешь руку, а мои пальцы тянутся за ней, пытаясь словить, остановиться уходящее мгновение. Но мне это не под силу. Ведь ты так близко…
- Пусть растет, она ведь так красива… - повторяешь ты, отводя глаза.
О Боже, зачем ты это делаешь!?.. Дай насмотреться…
- …прекрасна, совсем как ты, Аой… - отворачиваешься, пряча лицо за волосами.
А я все так же неподвижно сижу, оцепенев от твоих слов, от твоей смелости, захватывающей дыхание. Я лишь беззвучно произношу твое имя, облекая воздух в едва слышимые, такие родные звуки.
Тишина.
Как же она тяжела, эта тишина.
Хочется говорить, кричать, шептать – лишь бы только не было так тихо.
Но слова застревают в горле, когда я вижу твою светлую макушку, а не повернутое ко мне лицо.
Что же ты хочешь сказать мне?
Я не смею даже догадываться…
Ты резко поворачиваешься, и зарываешься лицом в хризантему. А я ошарашено смотрю на тебя, ожидая чего угодно.
- Мммм, как пахнет… Аой, ты только понюхай!.. – говоришь ты. Повинуясь, я склоняюсь над хризантемой, вдыхая дивный аромат. Словно мятые осенние листья, холодный осенний дождь. Осенний цветок, проснувшийся весной… Странно.
И прежде, чем я успеваю еще что либо подумать, мои губы накрывают чужие. Мягкие и влажные. Влажные от росы, что была на хризантеме – свежей и терпкой, как это весеннее утро. И я падаю…
Но уже не понимаю, куда… Толи в темную бездну, толи к ярким звездам, сверлящим холодными глазами.
Или я улетаю?
Ты мягко укладываешь меня на землю поцелуем, накрывая сверху своим телом. Но я осознаю это лишь тогда, когда ты отстраняешься. Лишь тогда ко мне возвращается чувствительность – затылком чувствую мокрую траву, а спиной – холодную землю.
Но твои руки на моих плечах снова заставляют забыть обо всем. Я снова закрываю глаза. И что же теперь?
Умоляю, не медли…
- Уруха… - шумно выдыхаю я, почувствовал горячее дыхание над ухом. Кажется, еще мгновение и от ожидания у меня разорвется сердце.
- Аой… Люблю тебя… - произносишь ты и мое сердце действительно чуть не останавливается. Я распахиваю глаза, а надо мной – бескрайнее голубое небо.
Каким же трусом я был…
Какой же я ничтожный по сравнению с тобой…
И небо, которому нет ни края, ни конца, лишь усиливает это ощущение.
«И я тебя люблю, Уруха!» - хочется закричать.
Но я так и остаюсь лежать, по кусочкам собирая это мгновение в памяти. Чтобы потом как-нибудь вспомнить. Вспомнить все – и эту белую хризантему, и это первое касанье, и этот первый поцелуй, и терпкую росу на моих губах. Я протягиваю руки к великому и безжалостному небу в безмолвной мольбе сохранить все это в моей памяти.
И ты хватаешь меня за руки, легко, словно шутя, поднимаешь и ставишь на землю. Но прежде чем ты снова сбегаешь в лес, я обхватываю тебя и стискиваю в объятиях – крепко, сильно, до боли. И в полный голос говорю:
- Уруха, и я люблю тебя! Только вот ты оказался смелее меня, намного смелее. Я обещаю, я буду любить тебя вечно, словлю тебя, когда ты будешь падать и поддержу, когда оступишься. Я никогда не брошу тебя. Клянусь тебе здесь и сейчас, что буду с тобой до самой смерти. И даже смерть не сможет разлучить нас, ведь я пойду за тобой даже на тот свет, ведь жизни без тебя мне все равно не будет. И…
- Остановись, Аой… - ты накрываешь мои губы ладонью, - не обещай того, чего не сможешь выполнить. Ты любишь меня, ты со мной, и мне больше ничего не нужно…
Я замолкаю.
Ведь в твоих глазах – настоящее счастье.
На губах – улыбка.
А в твоих руках – я.
Вот только все, что я пообещал, я обязательно выполню. Чего бы мне это не стоило!
И только теперь я понимаю, как ты был прав, Уру…
Прости меня…
Прости меня за то, что я понял это слишком поздно. Очень поздно. Когда все, что у меня осталось – это твоя белая хризантема, разбитое сердце и воспоминанья.
Прости меня за то, что не поддержал тебя, когда ты оступился.
Прости за то, что не словил тебя, когда ты падал.
Прости меня за то, что не смог пойти с тобой.
Прости меня…
Ведь тебе сейчас легче прощать…
Из зеленоватой весенней дымки его выдернула чья-то рука, что неожиданно легла на его плечо. В прежнее времена владелец руки уже давно бы лежал на земле, а его горло прижимал бы черный ботинок. А сейчас он лишь поднял блестящие темные глаза к нарушителю его спокойствия. Весьма относительного спокойствия.
Этим самым нарушителем оказался Руки, одетый в длинную черную рубашку, что доставала ему почти до колен, и в брюках того же цвета. Смиренный взгляд и долгополое темное одеяние придавало ему сходство с католическим священником.
- Аой?.. – тихо произнес он.
- Не нужно… - ответил тот. – Не нужно… Все слова бессмысленны.
- Да, наверное, ты прав, - Руки заметил брошь в руках Аоя, его глаза округлились. Покачнувшись, он плюхнулся на ступеньку рядом с ним.
- Аой?.. – дрожащим голосом. – Аой, откуда у тебя эта хризантема?.. Откуда?! Что с Реем?!!
Он схватил его за воротник куртки, потянул на себя так, что они оказались лицом к лицу. Аой даже не сопротивлялся, только в глазах читалось: «Ну зачем ты меня спрашиваешь? Сам же все прекрасно понимаешь…»
Словно прочитав это, словно обжегшись об этот взгляд, Руки вздрогнул. На ресницах проступили слезы…
- Кто? – шелестящий, змеиный шепот. – Кто из вас это сделал?!
- Он сам… - последовал ответ.
Воротник выскользнул из онемевших пальцев.
- Рейта… Нет… - шептал он, сглатывая слезы. – Нет… Так не должно быть… Не верю…
- Он сказал, что друзей не предает… - проговорил Аой, вспоминая тот день, чужую кровь на его катане…
…Проговорил, что налил воды в без того полную чашу. Если раньше Руки еще как-то удавалось сдерживаться, чтобы не раскиснуть, то сейчас… Сейчас он просто разрыдался полную силу, дав абсолютную, безграничную волю собственным чувствам. Непроизвольно он обнял Аоя – но не для того, чтобы разделить горе, просто ему нужно было за кого-то, за что-то ухватиться… За что-то живое, а Луи было долго искать…
…Вместе со слезами он выплакивал всю свою боль, все обиды, все предательства. Все, что накопилось в его измученном сердце за этот многострадальный год. Душа Аоя, в тот момент немного застывшая, снова пробудилась, снова вспомнился Уруха…
…И вот они уже рыдали в унисон. Не просто рыдали, а буквально ревели, даже не пытаясь друг друга утешить. Да, они шептали какие-то слова, гладили друг друга по волосам. Но эти молитвы и признания, эти неловкие прикосновения предназначались совершенно другим людям. Ушедшим… Тем, кого уже не вернуть, как ни старайся.
Вышедший было на порог Лу замер в полном недоумении. Он смотрел на них, не в силах вымолвить и слова, хотя многие вопросы рвались наружу. Увидев брошь, которую Аой по-прежнему сжимал в ладони, он все понял и без слов. Он видел двух молодых еще парней, которые с каждой слезой, с каждой секундой становились старше на несколько лет. Которые потеряли кого-то очень дорогого и близкого, и, словно стоя на отколовшемся краю скалы, полетели в пропасть… В пропасть без начала и конца, а имя ей – Утраченная Жизнь.
- Ребята… - тихо произнес он, наконец. И этот шепот оказался громче любого крика. Он заставил их разомкнуть объятья и удивленно воззриться друг на друга.
- Что мы делаем?.. – спросил Аой.
- Не знаю… - ответил Руки.
Они еще раз кинули друг на друга смущенные взгляды, чтобы потом отвернуться в разные стороны.
- Ребят… Пошли в дом. Чего вы тут будете на холодных ступеньках сидеть?.. Я как раз завтрак приготовил… - сказал клавишник, дабы хоть как-то разрядить обстановку.
- Да, конечно… - сказал Аой, и начал медленно подниматься по ступенькам. Руки поднялся было за ним…
- Руки! – внезапный возглас ножом вонзился в сердце тишины. Каким-то чудом, может, натренированным боковым зрением Аой увидел того, кому этот возглас предназначался. Буквально какие-то доли секунды потребовались ему, чтобы подхватить падающего Руки.
Последний же совершенно не держался на ногах, тщетно пытаясь ухватиться за воздух. Но взгляд его оставался осмысленным, и с ужасающей обреченностью он прошептал:
- Началось…
Аой занес его в дом, уложил на диван, с которого сам встал не так давно. Луи нервно заламывал себе руки, не зная что делать, растерявшись окончательно… В безумном порыве он метнулся к затихшему на несколько секунд синоби и словно в горячечном бреду зашептал слова любви…
- Что же делать… что же делать… что же делать? – все повторял он. – Милый, скажи, умоляю…
- Не меня проси… Аоя… - ответил тот, лицо его исказила гримаса боли. Его начинали бить судороги… Руки, ноги, тело выгибались под невероятными углами, из груди то и дело вырывались сиплые вдохи-выдохи, перемешанные со стонами.
Луи вцепился в плечи Аоя, изо всех сил тряханул его.
- Аой, ты должен ему помочь… Аой, ты меня слышишь?! – кричал он в лицо окаменевшему синоби. А тот лишь ледяными, застывшими глазами смотрел на гибнущего Руки. Не говоря ни слова. Словно статуя.
- Аой!.. Даже если не ради его самого, ради меня… У меня, кроме него, ничего не осталось… Ради нашей с ним любви, Аой, ты должен ему помочь!.. Умоляю… Ради… - у клавишника заканчивали аргументы, да и сам он был на грани истерики.
- Ради Урухи… - выдавил из себя умирающий, мертвенно-бледный, но не сдающийся Руки. После того, что сказал Луи,
(Ради нашей с ним любви)
он цеплялся за последнюю соломинку, старался продержаться как можно дольше. Собрав последние силы, уже задыхаясь, еще пытался хоть как-то вразумить Аоя…
И не прогадал.
Больше говорить ничего не пришлось.
Одно это имя подействовало на него, как пуля в сердце. Словно подкошенный, он рухнул на колени перед Руки и молниеносно коснулся шеи.
На мгновение тот застыл, широко распахнул глаза, мышцы напряглись до такой степени, что казалось, сейчас прорвут кожу. Но это длилось всего мгновенье, а в следующий миг он медленно расслабился, закрыл глаза, задышал ровно и спокойно.
- Прости… - только и сказал Аой. Быстро встал с колен и, повернувшись к Луи, склонился в поклоне:
- Простите меня… - и спешным шагом пошел к выходу.
Пока Руки встал с дивана (клавишник тихо охнул и ухватил его за руку), он уже скрылся за дверью. Синоби двинулся за ним и нагнал уже у самой калитки.
- Ты думал уйти вот так, по-английски, не попрощавшись? – голос Руки источал неприкрытую, но беззлобную насмешку. Аой в ответ просто повернулся к говорившему.
- Спасибо тебе, - произнес Руки, а брови Аоя поползли вверх.
- Как? За что? – ошеломленно промолвил он.
Луи только переводил глаза с одного синоби на другого, пытаясь уловить хотя бы интонации незнакомого языка.
- За то, что чуть меня не убил. Вот именно за это «чуть»… Я никогда не прощу тебя. Но тебе и не требуется мое прощение. Я тебя ни в чем не виню, как я и раньше сказал – ничего личного. Просто так сложились обстоятельства… И все-таки спасибо тебе. Ты научил меня ценить то, что важнее и ценнее жизни – любовь.
- А без тебя, Руки, я бы не понял одной истины, на которой еще пока держится все мироздание. Да, звучит так пафосно… Но если задуматься хорошенько, то так оно и есть…
И тут он произнес фразу, которая навечно осталась в душе Руки. Даже когда он на время забывал о произошедшем за эти бесноватые сутки, эта строка не желала его покидать.
- Сайонара… - сказал Аой, и просто поклонившись Лу, зашагал прочь. А Руки все стоял, глядя ему вслед, шепча «Сайонара»…
- Руки, куда он ушел? Ему есть куда идти? – спрашивал клавишник.
- Он забрал с собой хризантему…
- А, понятно… - хотя на самом деле ему не было понятно ровным счетом ничего. – А что он сказал?
Руки рассеяно проговорил что-то на японском, потом спохватился и все-таки перевел:
- Смерть – это не конец нашей любви.
2009.08.11
@настроение: безмерная благодарность и тоска
@темы: мысли вслух, живая тишина, Урка, такое шота, Аой-сан, Рей-сан, the GazettE перевод текста песни, Така, фанфы
-
-
28.06.2012 в 09:12-
-
28.06.2012 в 14:59-
-
28.06.2012 в 16:15