Вот каждый раз, как пересматриваю, замечаю что-то новое.
Раньше я как-то не обращала на это внимания, была заворожена сочетанием холодности и порывистости Зунко, а тут... Я наконец-то уловила истинные чувства Тода. Наконец-то до меня дошло, что это на самом деле самая грустная Смерть. Под маской холодности проступает бессилие и отчаяние, которые периодически вырываются наружу страстными порывами.
Особенно ярко это видно в "Хвори". Когда он печальным донельзя взглядом окидывает обессилевшую Бэт, в глазах такое четкое "Дурочка моя дорогая, до чего же ты себя довела?! А тот, ради кого ты так убиваешься, тебя даже не любит..." Это видно даже не во взгляде, ведь глаза закрывает тень от шляпы, а в движениях. То, как он садится рядом, как берет ее за руку... И когда он говорит "Вот такая его "любовь"" - он не злорадствует, как Мизу-Тод, он печально констатирует данный факт. И его "Ну так умри же!" совсем не радостное, а какое-то змеиное и приглушенное, как-будто он и так знает, что она все равно сейчас с ним не пойдет. И тогда раскрывается, дает волю своей страсти, которая переплавляется в отчаяние, когда она снова ему противоречит. Особенно это видно на строчке "Ты же любишь только меня!", он неистово хватает ее за плечи, ухватывается за запястье. Но когда слышит ее "Да нет же!", отпускает... Бессильно. Эх, не знаю, как это чувство объяснить. Впрочем, в его глазах ни капли удивления или злости, когда она говорит "Если ты действительно Смерть - можешь забирать мою жизнь. Но полюбить я тебя не смогу! Убирайся!" Лишь холодная обреченность, "Ну раз так, я ухожу...". И "Когда-нибудь ты еще захочешь умереть" - не угроза. Просто предупреждение. Мол, захочешь умереть - только позови. До сих пор я не понимала, зачем он достал этот кинжал вообще... А сейчас на меня снизошло озарение. Он показывает ей, что все время был с ней рядом. Он показывает ей, что все эти годы он хранил этот кинжал, что она ему дорога... И неверной поступью отходит назад, и когда звучит последний, громкий аккорд - он поворачивает кинжал к зрителям, одновременно говоря "Ну хоть вы то поняли, почему я держу его в руках?!" и "Я еще вернусь!"
А на все это меня натолкнул эпизод, в который я особо не всматривалась и почти всегда проматывала. Эпизод с маленьким Рудольфом. В Тодовском "Мама тебя не слышит..." - столько понимания... Ведь Элизабет точно так же не хочет слушать и его. "Кто ты?" - спрашивает Рудольф. "Я твой друг" - отворачиваясь, отвечает Тод. В его голосе столько грусти и одиночества... Что звучит это скорее "Я твой брат по несчастью". "Если позовешь - я приду к тебе" - тем же грустным тоном, а котором сквозит "Хотя бы тебе не будет так одиноко..."
Мне никогда еще не было так горько после просмотра Элизабет...
Все это мои домыслы, так что если вы видите Зунко-Тода по-другому... Прошу в комменты, хочется с кем-то обсудить.
Раньше я как-то не обращала на это внимания, была заворожена сочетанием холодности и порывистости Зунко, а тут... Я наконец-то уловила истинные чувства Тода. Наконец-то до меня дошло, что это на самом деле самая грустная Смерть. Под маской холодности проступает бессилие и отчаяние, которые периодически вырываются наружу страстными порывами.
Особенно ярко это видно в "Хвори". Когда он печальным донельзя взглядом окидывает обессилевшую Бэт, в глазах такое четкое "Дурочка моя дорогая, до чего же ты себя довела?! А тот, ради кого ты так убиваешься, тебя даже не любит..." Это видно даже не во взгляде, ведь глаза закрывает тень от шляпы, а в движениях. То, как он садится рядом, как берет ее за руку... И когда он говорит "Вот такая его "любовь"" - он не злорадствует, как Мизу-Тод, он печально констатирует данный факт. И его "Ну так умри же!" совсем не радостное, а какое-то змеиное и приглушенное, как-будто он и так знает, что она все равно сейчас с ним не пойдет. И тогда раскрывается, дает волю своей страсти, которая переплавляется в отчаяние, когда она снова ему противоречит. Особенно это видно на строчке "Ты же любишь только меня!", он неистово хватает ее за плечи, ухватывается за запястье. Но когда слышит ее "Да нет же!", отпускает... Бессильно. Эх, не знаю, как это чувство объяснить. Впрочем, в его глазах ни капли удивления или злости, когда она говорит "Если ты действительно Смерть - можешь забирать мою жизнь. Но полюбить я тебя не смогу! Убирайся!" Лишь холодная обреченность, "Ну раз так, я ухожу...". И "Когда-нибудь ты еще захочешь умереть" - не угроза. Просто предупреждение. Мол, захочешь умереть - только позови. До сих пор я не понимала, зачем он достал этот кинжал вообще... А сейчас на меня снизошло озарение. Он показывает ей, что все время был с ней рядом. Он показывает ей, что все эти годы он хранил этот кинжал, что она ему дорога... И неверной поступью отходит назад, и когда звучит последний, громкий аккорд - он поворачивает кинжал к зрителям, одновременно говоря "Ну хоть вы то поняли, почему я держу его в руках?!" и "Я еще вернусь!"
А на все это меня натолкнул эпизод, в который я особо не всматривалась и почти всегда проматывала. Эпизод с маленьким Рудольфом. В Тодовском "Мама тебя не слышит..." - столько понимания... Ведь Элизабет точно так же не хочет слушать и его. "Кто ты?" - спрашивает Рудольф. "Я твой друг" - отворачиваясь, отвечает Тод. В его голосе столько грусти и одиночества... Что звучит это скорее "Я твой брат по несчастью". "Если позовешь - я приду к тебе" - тем же грустным тоном, а котором сквозит "Хотя бы тебе не будет так одиноко..."
Мне никогда еще не было так горько после просмотра Элизабет...
Все это мои домыслы, так что если вы видите Зунко-Тода по-другому... Прошу в комменты, хочется с кем-то обсудить.
-
-
03.07.2012 в 17:55